Ведерников Алексий
ГАЗЕТА СИМФЕРОПОЛЬСКОЙ И КРЫМСКОЙ ЕПАРХИИ
«ТАВРИДА ПРАВОСЛАВНАЯ»
ПАМЯТЬ СЕРДЦА
Юбилейным Архиерейским Собором 2000 г. было прославлено множество достойнейших имен мучеников за веру Христову, но еще больше мы не знаем. О нет, они не забыты, Господь ведает всех, просто сокрыты от нас. Но когда удается отстоять у земного небытия имена – это всегда духовная радость. Наш сегодняшний рассказ – о скромном труженике на ниве Божьей, одном из многих и многих тысяч, чьи судьбы сходны – о священнике села Ошья Куединского района Свердловской области Алексии Ведерникове. Рассказала нам о нем и принесла в редакцию документы и письма его дочь – Леонилла Алексеевна Кокорина, за что редакция приносит ей глубочайшую благодарность.
Отец Алексий был арестован прямо в храме, во время всенощного бдения, в ночь с 13 на 14 января 1930 года в присутствии старших дочерей – Людмилы, Марии и Веры. Девушки со слезами прибежали домой и сообщили страшную вещь матушке Прасковье. Жизнь семьи перевернулась – все ее члены автоматически стали считаться врагами народа. Старшие братья и сестры были вынуждены скрываться у добрых людей. Матушка осталась с младшими – одиннадцатилетним Владимиром, семилетней Ниной и самой маленькой – грудной Леониллой, которой еще не было и года. Всего в семье было восемь детей.
Тяжкие заботы легли на плечи матушки Прасковьи – нужно было растить младших, заботиться о том, чтобы не арестовали старших и посильно поддерживать о. Алексия: тогда еще была разрешена переписка и передачи. Работы для врагов народа не было. Зато подросшая Леонилла хорошо запомнила, как власти требовали, чтобы голодающая семья выполняла мясопоставки, сдавала определенное количество зерна и масла – и это в то самое время, когда зимой и ранней весной матушка с детьми ели кору, выкапывали мерзлую картошку, а когда появлялась лебеда, матушка пекла из нее крендели, которые дети никак не могли есть.
– Зимой мама ходила собирать куски хлеба, то есть нищенствовала, – рассказывает Леонилла Алексеевна. – Однажды она поздно возвращалась домой, чтобы нас хоть чем-нибудь накормить. Был сильный мороз, а мама была одета очень легко. Чтобы не замерзнуть в пути, она надергала из стога соломы и кое-как обмоталась ею. Идет себе, молится, и вдруг вдали увидела стаю волков. Эта картина стоит у меня перед глазами: трескучий мороз, светит яркая луна и такая маленькая храбрая женщина одна в поле, а впереди стая волков. Мама остановилась и даже стала тише дышать. Она молилась чудотворцу Николаю, которого особо почитали в нашей семье, молилась истово ко Господу и услышана была молитва – волки исчезли. Я не могу удержаться от слез, вспоминая нашу сиротскую жизнь.
Из мест заключения приходили люди и передавали от о. Алексия записочки, иногда даже кусочки сахара – детям на радость. Были и горькие вести – рассказывали, что о. Алексий был на грани смерти от гангрены, он повредил себе руку на лесопилке. Приходили и письма, где в каждой строке – забота и беспокойство о семье, надежда на свободу: "Относительно трудного житья вашего, сиротского, весьма бедного я могу лишь пожалеть. Отечески болею душой, при первой возможности, когда освобожусь, облегчу, как это будет по моей силе, по моей способности приобрести для пропитания деток, требующих моего попечения, заботы моей, приложу все свои старания. Но при настоящем состоянии здоровья слаб я еще нести какой-либо труд. Надежда на выздоровление есть, так и врач говорит: весной должно наступить выздоровление. Ждем теплых солнечных дней, как малые дети. Бог даст, выздоровеем, отработаем свой срок и приедем домой" (7 апреля 1934 г.). Но в конце 1934 года (возможно, и в 1935 г., точная дата неизвестна) о. Алексий получил от своих мучителей другое "освобождение" – от надежд и от жизни, его расстреляли.
Вообще письма отца Алексия замечательны. Они проникнуты бодрым духом, здесь нет жалоб, а только смирение пред волей Божией, упование на Него, любовь и забота о семье: "Я душевно жалею, что разлучен с Вами, мое присутствие еще дорого для вас, недаром сложилась и русская пословица: "Без хозяина и дом сирота". Следовательно, вы, мои детки, без меня тоже сироты, но будем просить помощи свыше, дабы не оставил Господь вашего сиротства и ваше доброе делание благословил бы". "Живу я по-прежнему на Усолке, работаю на лесопилке… Местоположение Усолки, особенно в вешний разлив, весьма веселое". А названия-то этих "веселых" мест хорошо известны нам по солженицынскому "Архипелагу ГУЛАГ" – Соликамск, Усолье, Вишера… И сколько невинных, таких, как отец Алексий, не вернулись оттуда!
Старшие дети – Людмила, Вера и Мария – приютились в Свердловске и пытались найти работу, чтобы прожить самим и помочь матери, но как только узнавали, что они дочери репрессированного – их тут же с позором выдворяли. Сыновья Николай и Алексей тоже скрывались. Однажды Николай тайно пришел домой – оборванный, голодный, на голове вместо волос сплошная короста…
Дочь Вера вышла замуж и уехала в Симферополь, спустя полтора года вызвала к себе мать с тремя младшими детьми. Собрали небогатый скарб, взяли с собой самое дорогое – именные иконы о. Алексия, все, что напоминало о нем – и уехали. Это было летом 1935 года. Письма от о. Алексия уже не приходили, семье передали, что его уже нет в живых – расстреляли. Семья так и не смогла узнать о времени и месте окончания его земной жизни. Матушка пыталась получить хоть какие-нибудь сведения, но прокуратура Пермской области сообщила, "что проверкой на основании Вашего заявления прокуратурой области не найдено оснований для реабилитации Ведерникова Алексея Ефимовича, т. к. последний был осужден 16/V-30 г. тройкой правильно. По вопросу о судьбе Ведерникова Вам следует обратиться в УВД Пермской области". Но все запросы были безрезультатны…
Младшая дочь о. Алексия живо помнит и сейчас, как после очередного вызова к властям горько и безутешно рыдала матушка, а малолетние дети не могли ей помочь, как по ночам она выла как волчица… Но несмотря на все страдания, никто в семье не осуждал вершителей этих злодеяний, дети не воспитывались в ненависти.
Матушка Прасковья умерла в 1970 г., в возрасте 87 лет. Она часто ходила на прием к святителю Луке, получала маленькую пенсию. Но хотя семья жила очень бедно, в доме всегда находился приют для еще более бедных. Много лет жила в семье, в специально отведенной для нее комнатке, бабушка Дарья. Отсюда ее и проводили в последний путь. И это милосердие тоже взращено о. Алексием: всегда, несмотря на то, что семья была многодетной, дом его был открыт для бедных, их кормили и давали приют.
А о. Алексия его прихожане помнили долгие-долгие годы, помнили до самой своей смерти. Передо мной пожелтевшее письмо, датированное 1959 годом, его написала матушке Прасковье ее давняя знакомая: "… Я часто вспоминаю вашего о. Алексия, какой он хороший был. Еще вспоминаю всю вашу семью, особенно девочек всех. Какие у них были голоса, вот действительно было что послушать. У о. Алексия насколько был тенор чистый, проникающий. Эх, так бы послушать в настоящее время, то-то слез пролилось бы много… Все же какие люди были хорошие прихожане и как уважали о. Алексия!"
Примерно в одно время с Леониллой Алексеевной в епархиальное управление пришел пожилой мужчина – сын репрессированного священника. Он хотел хоть что-нибудь узнать о нем. К сожалению, мы не смогли помочь ему. Я поинтересовалась, что он знает об отце. Ответ был неожиданным: практически ничего, в семье намеренно никогда о нем не вспоминали. Конечно, это объяснимо – времена были опасными, могла пострадать вся семья. Но у человека всегда есть право выбора. Матушка Прасковья бережно хранила память об отце Алексии и передала ее своим детям, а те в свою очередь – внукам. "Всем мой привет и благословение, живите с Богом, мой дух неразлучно с вами, я разлучен лишь телом, духом моим пребываю с вами всегда, пусть чувствует ваша душа пребывание моего духа, и мы будем неразлучны" – этот отцовский завет жена и дети помнили всегда.
– Я думаю, что папа наш всегда молился о нас, чтобы Господь не оставил нас Своею Милостью", – говорит Леонилла Алексеевна.
В семье хранятся фотографии и письма, а главное – жива благоговейная и молитвенная память, благодаря чему и мы смогли узнать еще об одном из сонма невинно убиенных мучеников – отце Алексии Ведерникове.
Людмила ЯСЕЛЬСКАЯ